— Ты ошибаешься, Руди. Этого я мог бы тебе не говорить. Как бы я добрался до семейства Голи без тебя? Они твои родственники, и, если мы с Кэрол прикатили бы туда сами по себе...

— Они, наверное, подарили бы тебе золотые часы, — мрачно пошутил Руди. — Хватит мне лапшу на уши вешать, Док. Ты меня за дурака держишь или как?

— В данном случае — да. Возможно, мы обошлись бы и без тебя, но...

— И без меня? Да вам так было бы куда лучше... и ты это знаешь.

— Я с тобой не согласен, но опустим это. Мы тебе понадобимся, Руди. Кэрол и я.

— Ну конечно. Только другая машина и какие-нибудь другие шмотки. Да, и еще ваша доля добычи. Это все.

Док поколебался, посмотрел через ветровое стекло. Он взглянул на спидометр:

— Слишком быстро, Руди. Эдак мы нарвемся на легавого.

— Ты хочешь сказать, что мы опережаем график? — ухмыльнулся Руди. — Это ты хочешь сказать, не так ли?

— По крайней мере, подай Кэрол сигнал. Если ты не подашь его, она подумает, что что-то случилось. И может даже сбежать от нас.

— Только не от тебя. — Смех у Руди был завистливо-злобный. — Она будет знать, что ты собирался меня грохнуть, и...

— Нет, Руди. Как...

— ...и она смекнет, что у тебя случилась какая-то загвоздка, так что она подключится к делу и попытается тебя выручить.

Док не стал спорить на этот счет. По сути дела, он вообще прекратил спорить. Просто пожал плечами, повернулся в кресле и погрузился в молчание.

То, что он так быстро и явно смирился, беспокоило Руди. Не потому, что он боялся, что у Дока есть в запасе какой-то хитроумный трюк. Он явно не мог иметь такового. Ощущение это было порождено чем-то еще — изматывающей, глубоко укоренившейся потребностью находить себе оправдание.

— Послушай, Док, — выпалил он с раздражением. — Я не обманывался насчет того, что ты собирался со мной сделать. Ты был бы простофилей, если бы поступил как-то иначе, и я буду простофилей, если поступлю как-то иначе. Так о чем тут плакать?

— А я и не заметил, что плачу.

— И не имеешь на это никакого права, — упрямо сказал Руди. — Посмотри. Сто сорок наличными. Где-то сто двадцать пять в облигациях. Считай, четверть миллиона. Когда их поделишь на троих, это уже будут не бабки — учитывая, что это твое последнее дело, после которого ты будешь всю свою жизнь прятаться у Короля. У него ведь ничего не получишь, пока не выложишь денежки, и немалые.

— Именно так. — Док уничижительно улыбнулся. — Так что это было бы отличной идеей — не просто проживать свою наличность наличными, не так ли? Распорядиться ею таким образом, чтобы обеспечить себе солидный доход на протяжении всей своей жизни.

— Что ты под этим подразумеваешь? — Руди выжидал. — Открыть ресторанчик, где готовят мексиканскую толченую кукурузу с мясом и красным перцем, а? — съязвил он. — Или, может быть, казино? — Он снова подождал. — Ты собираешься потягаться с Королем?

Док негромко рассмеялся. Это был смех взрослого человека над кривлянием маленького ребенка.

— Ей-богу, Руди. В твоем случае я предложил бы цирк. Ты был бы сам себе клоун.

Руди нахмурился и неуверенно облизал губы. Он начал было что-то говорить, но остановился. Откашлялся и сделал еще одну попытку:

— Хм, так что у тебя на уме, Док? Может быть, наркотики? Контрабанда? Я так думаю, что туда соваться бесполезно, но... А ну тебя к черту, Док! У меня на руках все козыри, а ты пытаешься откупиться пустой болтовней.

— Отлично. Тогда почему бы нам не оставить все как есть? — непринужденно предложил Док.

Нога Руди чуть отпустила газ. Два чувства боролись в нем: врожденная подозрительность и постоянный страх оказаться в нужде. Док водит его за нос — или нет? Станет ли такой ловкач, как Док, подставлять себя под удар, пока не увидит, что ему подвернулось что-то более выгодное? И... и что делает человек, когда у него кончаются бабки, а он не может отобрать их у кого-то другого?

— Ничего у тебя нет, Док, — пробормотал он. — Имей ты что-нибудь, что бы ты потерял, рассказав об этом мне?

— Очень мало. Но что бы ты приобрел? Возьмем такую простую вещь, как внешняя политика Мексики, ее связи, я бы сказал, на всеобъемлющей основе по сравнению с ее латиноамериканскими соседями. Ситуация нисколько не изменится. А если изменится, положение дел станет еще более благоприятным. Оно напрямую связано с денежным рынком — с обменным курсом валют, если воспользоваться более ходовым термином, — и при существующих инфляционных тенденциях, при цене на золото, удерживаемой на отметке тридцать пять долларов за унцию, потенциал умелого биржевого маклера составляет... — Док замолчал. — Ладно, Руди, не важно, — продолжал он сладким голосом. — Мне это представляется достаточно простым, но я вовсе не рассчитывал, что ты это поймешь. Это нечто такое, что приводит в замешательство многих высокоинтеллектуальных людей — людей, которые добивались больших успехов в своих конкретных профессиях.

— Наверное, таких, как заумные разговоры? — глумился Руди. Но произнес он это не слишком уверенно. Существовали определенные слова, фразы, которые находили отклик в его сознании, — такие, как иностранная валюта, инфляционные тенденции, денежный рынок... Эти термины ассоциировались с сюжетами новостей, которые он неизменно пропускал мимо ушей, но догадывался, что для многих людей они означают большой навар.

— Да, таких, как заумные разговоры, — повторил Док. — Да, именно так это и должно для тебя звучать. И я не могу сказать, что хоть немного виню тебя за это. Наверное, так же это звучало бы и для меня, если бы я не провел большую часть своей последней четырехлетней отсидки почитывая на эту тему.

— Ну...

— Нет, это бесполезно, Руди, — твердо сказал Док. — Я бы с удовольствием. Это хорошая сделка — и совершенно законная, — и ты мог бы стать как раз тем человеком, который был бы на подхвате. Но мне не выразиться яснее, я уже сделал это, так что тут и говорить больше не о чем.

Руди не слишком быстро соображал — если, конечно, те причудливые процессы, которые происходили у него в голове, можно было называть соображением. Но когда он принимал решение, то принимал его быстро. Он резко сунул пистолет в карман и сказал: